Гумилев молитва мастеров о чем

Самое подробное описание: гумилев молитва мастеров о чем - для наших читателей и подписчиков.

Молитва мастеров

Николай Гумилёв

До 18 декабря 1920 года

Я помню древнюю молитву мастеров:

Храни нас, Господи, от тех учеников,

Кощунственно искал всё новых откровений.

Но эти каждый наш выслеживают шаг,

Петр отрекается и предает Иуда.

Потомством взвесится, кто сколько утаил.

Но что мы создали, то с нами посегодня.

Превозносителям мы отвечаем — нет!

Равно для творческой святыни непотребны.

Как карфагенского слона перед войной.

Английский язык

  • Надежда Ильюшёнок.

Содержание

1997-2017, «Николай Гумилёв : электронное собрание сочинений»

Гумилев молитва мастеров о чем

Молитва мастеров. Н. Гумилёв

Я помню древнюю молитву мастеров:

Храни нас, Господи, от тех учеников,

Которые хотят, чтоб наш убогий гений

Кощунственно искал всё новых откровений.

Нам может нравиться прямой и честный враг,

Но эти каждый наш выслеживают шаг.

Их радует, что мы в борении, покуда

Петр отрекается и предает Иуда.

Лишь небу ведомы пределы наших сил,

Потомством взвесится, кто сколько утаил.

Что создадим мы впредь, на это власть Господня,

Но что мы создали, то с нами посегодня.

Всем оскорбителям мы говорим привет,

Превозносителям мы отвечаем – нет!

Упреки льстивые и гул молвы хвалебный

Равно для творческой святыни непотребны.

Вам стыдно мастера дурманить беленой,

Как карфагенского слона перед войной.

Николай Гумилев (1886 – 1921)

Слёзы сравнивать с дождём

сколько можно? Без креста дом,

жить без веры не пристало,

даже если ты рождён

в обществе безумном, стадном.

А она была вчера,

слёз не видно, всё одно чью

песню петь уполномочен

летний дождь, когда жара,

превращаясь в холод ночью,

Я свечу зажёг, пошёл дым,

цвет лица казался жёлтым –

не хватало мне проблем.

Лечь, забыться сном тяжёлым?

Но во сне ещё темней,

значит, всё-таки ума нет.

Муза, в музыке обмана,

шум дождя приснился мне

и шаги твои в тумане.

Helen, thy beauty is to me

Like those Nicean barks of yore,

That gently, o’er a perfumed sea,

The weary, way-worn wanderer bore

To his own native shore.

On desperate seas long wont to roam,

Thy hyacinth hair, thy classic face,

Thy Naiad airs have brought me home

To the glory that was Greece,

And the grandeur that was Rome.

Lo! in yon brilliant window-niche

How statue-like I see thee stand,

The agate lamp within thy hand!

Ah, Psyche, from the regions which

. о. Елена. твоя красота. Для меня.

Как те! Чёлны!! Никейские. (чёлны былого.

Это мягкое. (слишком!!) Душистое море.

Утомленное. Но. (несущее. странников.

Но. в отчаянном море! Долго. (не буду бродить.

. гиацинты волос. Твой. Классический. профиль.

Как! Наяды. (уносили. ) Скорее!! Домой.

Во славу! Греции!! И. в величие. Рима.

. но! В блестящей. Оконной. нише.

(словно. ) СтАтуя! Вижу тебя. СтоЯщей.

С лампой-агатом! Горящим (в руке. твоей !

. ах. Психея! Из. Святой Земли!! (настоящая.

О, Елена, твоя красота для меня –

Как Никейский челнок старых дней,

Что, к родимому краю неся и маня,

Истомленного путника мчал все нежней

Над волной благовонных морей.

По жестоким морям я блуждал, нелюдим,

Но классический лик твой, с загадкою грез,

С красотой гиацинтовых нежных волос,

Весь твой облик Наяды — всю грусть, точно дым,

Разогнал — и меня уманила Наяда

К чарованью, что звалось — Эллада,

И к величью, что звалося — Рим.

Вот, я вижу, я вижу тебя вдалеке,

Ты как статуя в нише окна предо мной,

Ты с лампадой агатовой в нежной руке,

О, Психея, из стран, что целебны тоске

И зовутся Святою Землей!

Перевод К. Бальмонта

По возвращении из «Голицына» Кронгауз пишет стихотворение, которое, по словам самого автора, стало для него «самым-самым». Это было стихотворение «Двадцать три ступени»: «Я живу на втором этаже / Старой дачи. / Две недели уже / За окошком стреляет мороз без отдачи, / И так странно легко на душе. / Узенькая лестница в двадцать три ступени / На мой Олимп ведет, / Скрипит, поет, / И я научился в два-три мгновенья / Узнавать, кто по мою душу идет. / Ступени скрипят, себе подпевая: / — Сколько повидали мы вешек и вех. / И пока я, прислушиваясь, размышляю, / Кто-то поднимается вверх, вверх, вверх. / То ль смертельный враг, обнаживший шпагу, / То ли лучший друг, что врага поверг. / Но уже я отсчитал двадцать три шага, / А он все поднимается / Вверх, / Вверх, / Вверх.

Умер Анисим Максимович Кронгауз 17 октября 1988 года. Этот человек был уникальным поэтом, превыше всего ценившим правду и неуклонно следовавшим за ней всю свою жизнь.

«Был я езжим, а стал я пешим. »

Был я езжим, а стал я пешим.

Был я вешним, а стал я лешим

Со щетиною на щеках

Даже не благородно белой –

Грязноватой, негодно серой,

Словно пыль не стёр впопыхах.

Как глаза у меня смеялись!

Только губы чуть искривлялись –

Нет, не губы – краешек губ.

Разве прошлому кто поверит,

Повстречавшийся с полузверем,

С полустарцем, что зол и груб?

Где гусарство моё и доблесть?

Но ведь это такая область,

Что обманчива каждый раз.

Хоть не тот, в неприглядном виде,

Погодите, не хороните,

Даже если придёт тот час.

«У балерин измученные лица. »

У балерин измученные лица,

У балерин, как у крестьян, таится

В неторопливом, ровном блеске глаз.

Им тоже не до спора, не до вздора –

Весну не проленись, не прозевай.

В балете, как и на поле, не скоро

Тяжёлый собирают урожай.

Здесь сутками работать не зазорно

И всё труду крестьянскому сродни.

Но только балерины сами – зёрна

И всходы тоже – сами же они.

Работающие до исступленья,

Податливы тела, сердца тверды.

Ведь сами же они – произведенья

И совершенства своего творцы.

Для человека нет труднее дела:

Себя посеять и себя взрастить

И собственное тоненькое тело

Стальным, жестоким плугом

Что с этою работою сравнится?

Никто труда не видывал лютей…

У балерин измученные лица,

Как и у всех людей.

«В общежитии за ярким балаганом. »

В общежитии за ярким балаганом,

Что разбили циркачи на той неделе,

Лилипут себе приснился великаном.

Заворочался в постели.-

Ног не вытянешь,

Не разбросаешь руки,

Стал игрушечным домишко почему-то…

Не отыщете в округе

Человека вы огромней лилипута.

И над ним не насмехаются разини,

Нет опять ему костюма в магазине

И ботинок подходящего размера.

Он идёт по миру шагом семимильным,

И реке не задержать его разливом.

Лилипута все считают

И, конечно, справедливым.

Этот сон ему казался не обманным,

Приближалось по минутам.

Лучше б он себе не снился

Каково потом проснуться

Стихи А.М. Кронгауза:

Рецензия на «Большое искусство» (Деева Людмила Ивановна)

. их. Горлышки. (всё!) Трепетали.

. и. Кажется. (всё!) Рассказали.

(скорее. ) Услышь. Поспеши.

Рецензия на «И несла на коромысле мама крапинки зари» (Игорь Белкин Странные Вещи)

. прикоснулась! К аромату (позабытому. (почти.

Гумилев молитва мастеров о чем

Стихотворения и поэмы.

Москва: Современник, 1989.

  • » Мое прекрасное убежище.

Мое прекрасное убежище, Мир звуков, линий, облаков. Куда не входит ветер режущий Из не доезженных миров.

  • » Мои читатели

    Старый бродяга в Аддис-Абебе, Покоривший многие племена, Прислал ко мне черного копьеносца С приветом, составленным из моих стихов.

  • » Молитва

    Солнце свирепое, солнце грозящее, Бога, в пространствах идущего, Лицо сумасшедшее, Солнце, сожги настоящее.

  • » Молитва мастеров
  • » Молодой францисканец

    I Младой францисканец безмолвно сидит, Объятый бесовским волненьем. Он книгу читает, он в книге чертит.

  • » Мореплаватель Павзаний.

    Мореплаватель Павзаний С берегов далеких Нила В Рим привез и шкуры ланей, И египетские ткани.

  • » Моя душа осаждена.

    Моя душа осаждена Безумно-странными грехами. Она — как древняя жена Перед своими женихами.

  • Молитва мастеров

    Я помню древнюю молитву мастеров:

    Храни нас, Господи, от тех учеников,

    Которые хотят, чтоб наш убогий гений

    Кощунственно искал всё новых откровений.

    Нам может нравиться прямой и честный враг,

    Но эти каждый наш выслеживают шаг,

    Их радует, что мы в борении, покуда

    Петр отрекается и предает Иуда.

    Лишь небу ведомы пределы наших сил,

    Потомством взвесится, кто сколько утаил.

    Что создадим мы впредь, на это власть Господня,

    Анализ стихотворения Гумилева Ужас

    Я ИДУ НА УРОК

    Александр ВЕРЧЕНКО,

    11-й класс, Москва

    Лев Иосифович Соболев)

    Книга Николая Гумилёва «ОГНЕННЫЙ СТОЛП»

    Заглавие сборника многозначно. Можно предположить, что заглавие восходит к Ветхому Завету: “И двинулись сыны Израилевы из Сокхофа, и расположились станом в Ефаме, в конце пустыни. Господь же шёл пред ними днём в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днём, и ночью. Не отлучался столп облачный днём и столп огненный ночью от лица народа” (Исход, 13:20–22). Если рассматривать заглавие сборника в контексте этого отрывка, то “огненный столп” – это путеводная звезда, указывающая верный путь. Такое толкование заглавия подтверждается текстом стихов.

    Но забыли мы, что осиянно

    Только слово средь земных тревог… —

    в этих стихах звучит укор, поэт укоряет нас в том, что мы забыли высокое назначение Слова и теперь “дурно пахнут мёртвые слова”. Поэт нам указывает верный путь: “для низкой жизни” — числа, и тогда слову вернётся его сила. При этом прослеживается связь между библейским сюжетом и поэтом-пророком, каким выступает в стихотворении «Слово» Гумилёв. Библейские мотивы есть и в других стихах («Память», «Молитва мастеров»). Предположение, что “огненный столп” — это нечто ведущее за собой, поддерживающее людей во время их сложного пути, находит подтверждение в следующих строках стихотворения «Мои читатели»:

    Но когда вокруг свищут пули,

    Когда волны ломают борта,

    Я учу их, как не бояться,

    Не бояться и делать что надо.

    П оэзия Гумилёва – это “огненный столп” для читателей, который указывает им жизненный путь. Как “огненный (или облачный. – А.В.) столп” “не отлучался от лица народа”, был с ним и днём, и ночью, так “много их, сильных, злых и весёлых” носят книги Гумилёва “…в седельной сумке, // Читают их в пальмовой роще, // Забывают на тонущем корабле”. Стихи из сборника «Огненный столп» являются ориентиром в жизни людей, поддерживающей силой, которая ведёт их по жизни.

    По другой версии, название восходит к Новому Завету: “И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облечённого облаком; над головою его была радуга, и лице его как солнце, и ноги его как столпы огненные. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю…” (Откр. 10:1–2). Связывая название сборника с Апокалипсисом и рассматривая стихи с этой позиции, можно заметить и прямые реминисценции из Откровения Иоанна Богослова, и связь на идейном уровне (общее настроение стихотворений). Реминисценции: стих Гумилёва — “Стены Нового Иерусалима”, в Новом Завете — “И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый…”. Это пример почти дословной цитаты из Апокалипсиса, но многие стихи связаны с Откровением на более глубоком уровне. Так, можно рассматривать стихотворение «Слово», сопоставляя его с Апокалипсисом, недаром Гумилёв упоминает «Евангелие от Иоанна», напоминая о забытом предназначении слова (“Слово — это Бог”).

    А в черновом автографе этого стихотворения есть следующие строки:

    Прежний ад нам показался раем,

    Дьяволу мы в слуги нанялись

    Оттого, что мы не отличаем

    Зла от блага и от бездны высь.

    Эти строки демонстрируют уже не призрачную связь с Апокалипсисом: “Дьяволу мы в слуги нанялись” – не Вавилон ли это из Откровения? В пользу версии о том, что Гумилёву была интересна апокалипсическая тематика в 1921 году, говорит строчка из плана книги стихов, над которым Николай Степанович работал после окончания сборника «Огненный столп»: “Наказ художнику, иллюстрирующему Апокалипсис”. При анализе названия сборника в контексте Апокалипсиса напрашивается параллель с книгой Ницше «Так говорил Заратустра»: “Горе этому большому городу! – И мне хотелось бы уже видеть огненный столп, в котором сгорит он! Ибо эти огненные столпы должны предшествовать великому полудню”. В этой цитате “огненный столп” является символом уничтожения греховного. Вполне вероятно, что заглавие восходит к работам Ницше, так как известно, что Гумилёв c 1900-х годов увлекался его философией. Влияние Ницше можно проследить и во многих более поздних стихах Гумилёва («Песнь Заратустры» — 1903, «Память» – 1921). Таким образом, вторая версия трактовки названия связана с апокалипсической тематикой.

    Н.А. Богомолов видит один из возможных подтекстов заглавия в стихотворении Гумилёва «Много есть людей…»: “И отныне я горю в огне, // Вставшем до небес из преисподней”.

    Как видно из всего выше изложенного, каждая из трактовок названия находит подтверждение в стихотворениях сборника, а следовательно, имеет право на существование.

    В сборнике «Огненный столп» входит 20 стихотворений; открывается книга стихотворением «Память», одним из самых важных для Гумилёва произведений, в котором он изображает метаморфозы своей души. Самоанализ поэта виден не только в «Памяти», но и в «Душе и теле», и в «Моих читателях»:

    Я не оскорбляю их неврастенией,

    Не унижаю душевной теплотой,

    Не надоедаю многозначительными намёками

    На содержимое выеденного яйца.

    Гумилёв пытается разобраться в себе («Память», «Душа и тело») и в своих стихах, в силе своих стихов.

    Композиция сборника: открывается сборник наиболее сильными стихотворениями («Память», «Слово», «Душа и тело»), следующие стихи образуют тематические связки. Расстановка стихотворений в зависимости от их тематики – это важнейший композиционный приём Гумилёва при составлении книги стихов. В «Огненном столпе» Гумилёв ставит рядом стихотворения «Подражание персидскому» и «Персидская миниатюра», эти стихи объединяют персидские мотивы. Стихотворения «Перстень» и «Дева-птица» объединяет тема любви. Завершают сборник стихотворения «Мои читатели» и «Звёздный ужас», первое из которых является своеобразным анализом Гумилёвым своего творчества, а второе стихотворение – сложное, многослойное произведение. В центре книги находится «Заблудившийся трамвай», тоже многоуровневое и важное стихотворение. Таким образом, структура сборника – это своего рода треугольник, то есть наиболее сильные стихи помещены в начало, конец и середину книги (эти произведения составляют основу книги).

    Стихотворения этого сборника имеют несколько слоев: исторический, религиозный и философский, причём два последних во многих стихотворениях неразделимы, например в «Заблудившемся трамвае». В стихотворении «Память» есть биографический пласт (четыре метаморфозы души поэта), есть философский (или, скорее, религиозный) слой:

    Я – угрюмый и упрямый зодчий

    Храма, восстающего во мгле.

    Я возревновал о славе отчей,

    Как на небесах и на земле.

    Сердце будет пламенем палимо

    Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,

    Стены нового Иерусалима

    На полях моей родной земли.

    В этих двух строфах можно увидеть религиозно-философский смысл, связанный с библейскими мотивами, и исторический подтекст: реставрация Романовых. Такова структура сборника «Огненный столп».

    При этом все стихи книги связаны между собой общими мотивами. Библейские мотивы, связывающие стихотворения сборника «Огненный столп», вызваны религиозностью Гумилёва и проходят почти через все произведения.

    Важнейшим мотивом сборника является мотив смерти. Он встречается в стихотворениях «Леопард», «Звёздный ужас», «Ольга», «Дева-птица», «Мои читатели». А в «Памяти» читатель сталкивается с мотивом смерти души, ведь “мы меняем души, не тела”:

    Крикну я. но разве кто поможет,

    Чтоб моя душа не умерла?

    Г умилёв словно предчувствует свою гибель. Тема смерти возникает в его творчестве с 1917 года, когда в Париже Гумилёв влюбляется в Елену Карловну Дюбуше (“Синяя звезда” – так он её называл). Но она выходит замуж за богатого американца. После этой истории почти во всех стихах поэта встречается мотив смерти, не исключением являются и стихотворения из «Огненного столпа».

    Вполне возможно, что в некоторых стихах отражается ситуация в стране после революции, хотя Гумилёв и считал, что поэзия выше политики. Так, строки “…взойдут, ясны, // Стены Нового Иерусалима // На полях моей родной страны” можно толковать как реставрацию Романовых (об этом я уже писал), а в стихотворении «Звёздный ужас» можно заподозрить описание нового коммунистического режима. Таким образом, книга начинается и заканчивается стихотворениями, одно из возможных толкований которых связано с политикой (кольцевая композиция).

    Гумилёв был одним из родоначальников акмеизма. Но в конце своего творческого пути Гумилёв отходит от акмеизма. Его стихи намного сложнее, они не вписываются в рамки какого-либо литературного течения. Н.А. Богомолов пишет об этом в статье «Читатель книг». Он указывает на строчки из стихотворения «Память», в которых, по его мнению, “Гумилёв намеренно неоднозначен”, и на основе этого он делает вывод о переосмыслении акмеизма Николаем Степановичем. На мой взгляд, Гумилёв сам говорит о своём разочаровании в акмеизме:

    Мы ему поставили пределом

    Скудные пределы естества,

    И, как пчелы в улье опустелом,

    Дурно пахнут мёртвые слова.

    Эти строчки показывают нам разочарование в одном из важнейших догматов акмеизма, согласно которому именно “естеством” надо ограничивать себя художнику.

    «Огненный столп» – последний прижизненный сборник Гумилёва, в котором поэт раскрывает своё мироощущение. Это переломный сборник, в стихах этой книги поставлена точка во многих темах, занимавших центральное место в творчестве Гумилёва. Читая эту книгу, понимаешь, насколько сложным поэтом является Николай Степанович Гумилёв, стихи которого не вписываются в узкие рамки литературных движений.

    Анализ стихотворения Гумилева “Ужас”

    l;buehlf [ewqyxs Ученик (148), на голосовании 4 месяца назад

    Я долго шел по коридорам,

    Кругом, как враг, таилась тишь.

    На пришлеца враждебным взором

    Смотрели статуи из ниш.

    В угрюмом сне застыли вещи,

    Был странен серый полумрак,

    И точно маятник зловещий,

    Звучал мой одинокий шаг.

    И там, где глубже сумрак хмурый,

    Мой взор горящий был смущен

    Едва заметною фигурой

    В тени столпившихся колонн.

    Я подошел, и вот мгновенный,

    Как зверь, в меня вцепился страх:

    Я встретил голову гиены

    На стройных девичьих плечах.

    На острой морде кровь налипла,

    Глаза зияли пустотой,

    И мерзко крался шепот хриплый:

    “Ты сам пришел сюда, ты мой!”

    Мгновенья страшные бежали,

    И наплывала полумгла,

    И бледный ужас повторяли

    Дополнен 5 месяцев назад

    Помогите с анализом стихотворения Николая Гумилева “Ужас”

    Екатерина Бочагова Высший разум (1787045) 5 месяцев назад

    Автором используется мотив гибельного искушения любовью с образными параллелями из мира хищных животных. Пережитое героем потрясение в стихотворении «Ужас» вызвано приближением к нему в ночном мраке «головы гиены» «на стройных девичьих плечах» и парализующим ощущением власти хищницы над ним («Ты сам пришел сюда, ты мой!»). Создается аллюзия библейского образа гиены огненной. Фантастмагорическое отражение переживаемого субъектом «бледного ужаса» в «бесчисленных зеркалах» — формально организованная психологическая экспрессия. Осуществляется соединение зооморфного кода (гиена) с вещным кодом (зеркало). Зеркало в «древних верованиях» символизирует «магическую связь» между объектом и его отражением3. Образ зеркала стереотипен, но посредством его введения автор передает максимальную напряженность испытанного им мучительного переживания.

    Воображение героя не в силах вырваться из мира, где властвует Люцифер. Мучения поэта связаны с нравственными коллизиями вселенского масштаба.

    Я ИДУ НА УРОК

    Александр ВЕРЧЕНКО,

    11-й класс, Москва

    Лев Иосифович Соболев)

    Книга Николая Гумилёва «ОГНЕННЫЙ СТОЛП»

    Заглавие сборника многозначно. Можно предположить, что заглавие восходит к Ветхому Завету: “И двинулись сыны Израилевы из Сокхофа, и расположились станом в Ефаме, в конце пустыни. Господь же шёл пред ними днём в столпе облачном, показывая им путь, а ночью в столпе огненном, светя им, дабы идти им и днём, и ночью. Не отлучался столп облачный днём и столп огненный ночью от лица народа” (Исход, 13:20–22). Если рассматривать заглавие сборника в контексте этого отрывка, то “огненный столп” – это путеводная звезда, указывающая верный путь. Такое толкование заглавия подтверждается текстом стихов.

    Но забыли мы, что осиянно

    Только слово средь земных тревог… —

    в этих стихах звучит укор, поэт укоряет нас в том, что мы забыли высокое назначение Слова и теперь “дурно пахнут мёртвые слова”. Поэт нам указывает верный путь: “для низкой жизни” — числа, и тогда слову вернётся его сила. При этом прослеживается связь между библейским сюжетом и поэтом-пророком, каким выступает в стихотворении «Слово» Гумилёв. Библейские мотивы есть и в других стихах («Память», «Молитва мастеров»). Предположение, что “огненный столп” — это нечто ведущее за собой, поддерживающее людей во время их сложного пути, находит подтверждение в следующих строках стихотворения «Мои читатели»:

    Но когда вокруг свищут пули,

    Когда волны ломают борта,

    Я учу их, как не бояться,

    Не бояться и делать что надо.

    П оэзия Гумилёва – это “огненный столп” для читателей, который указывает им жизненный путь. Как “огненный (или облачный. – А.В.) столп” “не отлучался от лица народа”, был с ним и днём, и ночью, так “много их, сильных, злых и весёлых” носят книги Гумилёва “…в седельной сумке, // Читают их в пальмовой роще, // Забывают на тонущем корабле”. Стихи из сборника «Огненный столп» являются ориентиром в жизни людей, поддерживающей силой, которая ведёт их по жизни.

    По другой версии, название восходит к Новому Завету: “И видел я другого Ангела сильного, сходящего с неба, облечённого облаком; над головою его была радуга, и лице его как солнце, и ноги его как столпы огненные. И поставил он правую ногу свою на море, а левую на землю…” (Откр. 10:1–2). Связывая название сборника с Апокалипсисом и рассматривая стихи с этой позиции, можно заметить и прямые реминисценции из Откровения Иоанна Богослова, и связь на идейном уровне (общее настроение стихотворений). Реминисценции: стих Гумилёва — “Стены Нового Иерусалима”, в Новом Завете — “И я, Иоанн, увидел святый город Иерусалим, новый…”. Это пример почти дословной цитаты из Апокалипсиса, но многие стихи связаны с Откровением на более глубоком уровне. Так, можно рассматривать стихотворение «Слово», сопоставляя его с Апокалипсисом, недаром Гумилёв упоминает «Евангелие от Иоанна», напоминая о забытом предназначении слова (“Слово — это Бог”).

    А в черновом автографе этого стихотворения есть следующие строки:

    Прежний ад нам показался раем,

    Дьяволу мы в слуги нанялись

    Оттого, что мы не отличаем

    Зла от блага и от бездны высь.

    Эти строки демонстрируют уже не призрачную связь с Апокалипсисом: “Дьяволу мы в слуги нанялись” – не Вавилон ли это из Откровения? В пользу версии о том, что Гумилёву была интересна апокалипсическая тематика в 1921 году, говорит строчка из плана книги стихов, над которым Николай Степанович работал после окончания сборника «Огненный столп»: “Наказ художнику, иллюстрирующему Апокалипсис”. При анализе названия сборника в контексте Апокалипсиса напрашивается параллель с книгой Ницше «Так говорил Заратустра»: “Горе этому большому городу! – И мне хотелось бы уже видеть огненный столп, в котором сгорит он! Ибо эти огненные столпы должны предшествовать великому полудню”. В этой цитате “огненный столп” является символом уничтожения греховного. Вполне вероятно, что заглавие восходит к работам Ницше, так как известно, что Гумилёв c 1900-х годов увлекался его философией. Влияние Ницше можно проследить и во многих более поздних стихах Гумилёва («Песнь Заратустры» — 1903, «Память» – 1921). Таким образом, вторая версия трактовки названия связана с апокалипсической тематикой.

    Н.А. Богомолов видит один из возможных подтекстов заглавия в стихотворении Гумилёва «Много есть людей…»: “И отныне я горю в огне, // Вставшем до небес из преисподней”.

    Как видно из всего выше изложенного, каждая из трактовок названия находит подтверждение в стихотворениях сборника, а следовательно, имеет право на существование.

    В сборнике «Огненный столп» входит 20 стихотворений; открывается книга стихотворением «Память», одним из самых важных для Гумилёва произведений, в котором он изображает метаморфозы своей души. Самоанализ поэта виден не только в «Памяти», но и в «Душе и теле», и в «Моих читателях»:

    Я не оскорбляю их неврастенией,

    Не унижаю душевной теплотой,

    Не надоедаю многозначительными намёками

    На содержимое выеденного яйца.

    Гумилёв пытается разобраться в себе («Память», «Душа и тело») и в своих стихах, в силе своих стихов.

    Композиция сборника: открывается сборник наиболее сильными стихотворениями («Память», «Слово», «Душа и тело»), следующие стихи образуют тематические связки. Расстановка стихотворений в зависимости от их тематики – это важнейший композиционный приём Гумилёва при составлении книги стихов. В «Огненном столпе» Гумилёв ставит рядом стихотворения «Подражание персидскому» и «Персидская миниатюра», эти стихи объединяют персидские мотивы. Стихотворения «Перстень» и «Дева-птица» объединяет тема любви. Завершают сборник стихотворения «Мои читатели» и «Звёздный ужас», первое из которых является своеобразным анализом Гумилёвым своего творчества, а второе стихотворение – сложное, многослойное произведение. В центре книги находится «Заблудившийся трамвай», тоже многоуровневое и важное стихотворение. Таким образом, структура сборника – это своего рода треугольник, то есть наиболее сильные стихи помещены в начало, конец и середину книги (эти произведения составляют основу книги).

    Стихотворения этого сборника имеют несколько слоев: исторический, религиозный и философский, причём два последних во многих стихотворениях неразделимы, например в «Заблудившемся трамвае». В стихотворении «Память» есть биографический пласт (четыре метаморфозы души поэта), есть философский (или, скорее, религиозный) слой:

    Я – угрюмый и упрямый зодчий

    Храма, восстающего во мгле.

    Я возревновал о славе отчей,

    Как на небесах и на земле.

    Сердце будет пламенем палимо

    Вплоть до дня, когда взойдут, ясны,

    Стены нового Иерусалима

    На полях моей родной земли.

    В этих двух строфах можно увидеть религиозно-философский смысл, связанный с библейскими мотивами, и исторический подтекст: реставрация Романовых. Такова структура сборника «Огненный столп».

    При этом все стихи книги связаны между собой общими мотивами. Библейские мотивы, связывающие стихотворения сборника «Огненный столп», вызваны религиозностью Гумилёва и проходят почти через все произведения.

    Важнейшим мотивом сборника является мотив смерти. Он встречается в стихотворениях «Леопард», «Звёздный ужас», «Ольга», «Дева-птица», «Мои читатели». А в «Памяти» читатель сталкивается с мотивом смерти души, ведь “мы меняем души, не тела”:

    Крикну я. но разве кто поможет,

    Чтоб моя душа не умерла?

    Г умилёв словно предчувствует свою гибель. Тема смерти возникает в его творчестве с 1917 года, когда в Париже Гумилёв влюбляется в Елену Карловну Дюбуше (“Синяя звезда” – так он её называл). Но она выходит замуж за богатого американца. После этой истории почти во всех стихах поэта встречается мотив смерти, не исключением являются и стихотворения из «Огненного столпа».

    Вполне возможно, что в некоторых стихах отражается ситуация в стране после революции, хотя Гумилёв и считал, что поэзия выше политики. Так, строки “…взойдут, ясны, // Стены Нового Иерусалима // На полях моей родной страны” можно толковать как реставрацию Романовых (об этом я уже писал), а в стихотворении «Звёздный ужас» можно заподозрить описание нового коммунистического режима. Таким образом, книга начинается и заканчивается стихотворениями, одно из возможных толкований которых связано с политикой (кольцевая композиция).

    Гумилёв был одним из родоначальников акмеизма. Но в конце своего творческого пути Гумилёв отходит от акмеизма. Его стихи намного сложнее, они не вписываются в рамки какого-либо литературного течения. Н.А. Богомолов пишет об этом в статье «Читатель книг». Он указывает на строчки из стихотворения «Память», в которых, по его мнению, “Гумилёв намеренно неоднозначен”, и на основе этого он делает вывод о переосмыслении акмеизма Николаем Степановичем. На мой взгляд, Гумилёв сам говорит о своём разочаровании в акмеизме:

    Мы ему поставили пределом

    Скудные пределы естества,

    И, как пчелы в улье опустелом,

    Дурно пахнут мёртвые слова.

    Эти строчки показывают нам разочарование в одном из важнейших догматов акмеизма, согласно которому именно “естеством” надо ограничивать себя художнику.

    «Огненный столп» – последний прижизненный сборник Гумилёва, в котором поэт раскрывает своё мироощущение. Это переломный сборник, в стихах этой книги поставлена точка во многих темах, занимавших центральное место в творчестве Гумилёва. Читая эту книгу, понимаешь, насколько сложным поэтом является Николай Степанович Гумилёв, стихи которого не вписываются в узкие рамки литературных движений.

    Анализ стихотворения Н. Гумилева «Старый конквистадор»

    Стихотворение «Старый конквистадор» входит в сборник Н. Гумилева «Жемчуга» и является типичным образцом романтической поэзии.

    Само название произведения относит нас к далеким временам завоевания Америки испанскими и португальскими воинами. Герой стихотворения – «старый конквистадор» – заблудился в неведомой стороне, в горах. Все в этом краю, описанном в романтическом ключе, незнакомо и неведомо герою: «неведомые горы», «дымном небе плавали кондоры», «нависали снежные громады».

    Суровым оказался этот край для конквистадора – «Восемь дней скитался он без пищи, Конь издох…» Однако герой, как мы видим, отважен, вынослив, опытен. Он и под большим уступом сумел найти себе уютное жилище. Больше того, герой остался верен своему другу – коню, пусть тот уже и «почил в бозе»: «чтоб не разлучаться с милым трупом».

    Так и жил он – в полном одиночестве долгое время. Однако герой нисколько не страдал от этого – ему было достаточно воспоминаний и песен Родины:

    Там он жил в тени сухих смоковниц

    Песни пел о солнечной Кастилье,

    Вспоминал сраженья и любовниц,

    Видел то пищали, то мантильи.

    Со всей уверенностью можно сказать, что старый конквистадор – идеал поэта. Несмотря ни на какие сложности, герой всегда оставался «дерзок и спокоен, И не знал ни ужаса, ни злости».

    Так он и жил до тех пор, пока за ним не пришла смерть. Но и тут конквистадор – этот храбрый воин – не сдался просто так. Он предложил смерти поиграть с ним в «изломанные кости. И где гарантия, что выиграла смерть?

    Таким образом, данное стихотворение можно отнести к романтическим. Оно описывает идеального героя из далеких времен. Старого конквистадора испытывает судьба, однако тот «дерзко и спокойно» справляться со всеми тяготами, сохраняет чувство юмора, преданность, способность любить.

    Мы понимаем, что поэт в этом произведении «бежит» от современности в те далекие времена – там он находит качества, по которым тоскует в настоящей жизни.

    Будучи акмеистом, Гумилев в этом стихотворении следует художественным принципам этого направления. «Старый конквистадор» написан простым и ясным языком, с минимальным использованием образных средств. Однако и здесь поэт не обходится без эпитетов («в дымном небе», «неведомые горы») и метафор («поиграть в изломанные кости», «плавали кондоры», «нависали громады», «не знал ни ужаса, ни злости», «смерть пришла», «предложил поиграть в изломанные кости»).

    Фонетические средства также помогают поэту воссоздать романтическую, загадочную атмосферу того времени и того места, куда попал герой. Так, в слове «конквистадор» и «кондоры» с этой целью (а также с целью создания рифмы) смещается ударение.

    Стихотворение написано пятистопным хореем с пиррихиями, создано при помощи перекрестной рифмовки, с преобладанием женских рифм.

    0 человек просмотрели эту страницу. Зарегистрируйся или войди и узнай сколько человек из твоей школы уже списали это сочинение.

    / Сочинения / Гумилев Н.С. / Стихотворения / Анализ стихотворения Н. Гумилева «Старый конквистадор»

    Смотрите также по произведению “Стихотворения”:

    Мы напишем отличное сочинение по Вашему заказу всего за 24 часа. Уникальное сочинение в единственном экземпляре.

    100% гарантии от повторения!

    «Выбор» Н.Гумилев

    Созидающий башню сорвется,

    Будет страшен стремительный лет,

    И на дне мирового колодца

    Он безумье свое проклянет.

    Разрушающий будет раздавлен,

    Опрокинут обломками плит,

    И, Всевидящим Богом оставлен,

    Он о муке своей возопит.

    А ушедший в ночные пещеры

    Или к заводям тихой реки

    Повстречает свирепой пантеры

    Наводящие ужас зрачки.

    Не спасешься от доли кровавой,

    Что земным предназначила твердь.

    Но молчи: несравненное право —

    Самому выбирать свою смерть.

    Анализ стихотворения Гумилева «Выбор»

    Произведение 1908 г. вошедшее в сборник «Романтические цветы», отражает авторский подход к мировоззренческой категории смерти, тема которой выходит за рамки отдельного издания. Картины последних минут жизни гумилевских героев разнообразны, однако в стихотворениях раннего периода смерть чаще всего представляется обманчивой «Белой Невестой», прекрасной женщиной — «нежной» и «бледной», ласковой и манящей.

    Россыпь коротких экспрессивных историй с летальным концом насыщает художественное пространство «Выбора». В каждом из трех катренов — рассказ об ужасном финале трех персонажей: созидателя, разрушителя и охотника.

    Первый герой трудится над постройкой башни. Это занятие порождает стойкую аллюзию на притчу о Вавилонской башне, создавая иносказательный смысловой пласт лирического повествования. Несчастный случай, повлекший «стремительный лет» строителя, представляется не беспричинным событием, а жестоким наказанием божества за человеческую дерзость. Отвлеченный образ «мирового колодца», в котором пребывает безумный созидатель, поддерживает двойственный эффект.

    Разрушитель проделывает работу, прямо противоположную персонажу-созидателю, но также становится жертвой мести «Всевидящего Бога».

    Охотника преследуют «зрачки свирепой пантеры». Место встречи с хищником не имеет значения: будь то пещера или берег реки, жуткий исход неизбежен.

    «Безумье», «мука», «ужас», «проклянет», «возопит» — три трагические ситуации объединяет лексика с негативными коннотациями, передающими страдания или страх персонажей.

    Содержание финального катрена посвящено философской декларации лирического героя, близкой к позиции автора. Молодого поэта привлекала идея Ницше о свободном человеке, который равнодушен к испытаниям и опасностям. Попытки самоубийства и дуэль, африканские путешествия и окопы первой мировой — факты гумилевской биографии свидетельствуют, что поэт придерживался трудных жизненных дорог. Игра со смертью была способом преодоления глубинного страха, путем, рождающим настоящего героя. В стихотворении декларируется важнейшее право деятельного романтика — прерогатива выбора «своей смерти». Неизбежность земного конца, обозначенного как «доля кровавая», определена властью высших сил. Однако жизненный итог и конечный облик многообразной смерти зависит только от воли лирического субъекта.

    Оценка 3.1 проголосовавших: 152
    ПОДЕЛИТЬСЯ

    ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

    Please enter your comment!
    Please enter your name here